|
| ||
|
|
| Белорус в стране Чингисхана- Автор: Дмитрий Самохвалов |
|
| ||
|
|
АРГХЛ Аргхл
Следующим пунктом для посещения был небольшой сельский монастырь Шанхын. Лхам там планировала найти ламу восьмидесяти двух лет от роду, свидетеля правления маршала Чойбалсана и его политических репрессий против служителей религии. Меня же интересовали просто местные жители. Шанхын достаточно удален от крупных городских центров, редко посещается туристами, так что там, как мне казалось, можно найти первозданную жизнь Центральной Монголии. Путь оказался не близким. В дороге мы успели несколько раз поспать, поспорить о том, о сем, остановиться, чтобы сделать фотографии гуляющих по степи журавлей, опять поспать, а потом снова поспорить. Не отдыхал лишь один Джаргалсехн. В Монголии нет законов, ограничивающих шофера во времени или в пути за рулем. Но даже, если принимать во внимание его привычку к переутомлению и недосыпанию, он должен был ужасно измотаться. Так или иначе, в Шанхыне нас не ждали. Монастырь, несмотря на предпраздничный день, был закрыт. Вошедшие первыми в ворота Лхам и Эрнест, выскочили обратно, словно пули. Оказывается, их напугали бегавшие по двору собаки. Трейси, обожавшее общение с монгольскими собаками и детьми, спокойно вошла внутрь, и уже через несколько мгновений раздался ее громкий возглас: «Приве-е-е-ет, мистер Пес!» Я с интересом заглянул вслед и обнаружил улыбающуюся англичанку с парой здоровенных овчарок, крутившихся вокруг нее и огрызающихся друг на друга за право быть обласканным и расцелованным. Лхам и Эрнест признали, что Трейси сотворила маленькое чудо. Но чудо не распространялось на монахов. Они с большой неохотой согласились устроить интервью Лхам со своим старожилом. Объясняли они это просто. Старик плохо видит, почти не слышит и с трудом двигается. Тем не менее, исследовательница была настойчива. В конце концов, ей надо было отрабатывать деньги Роберта. Я, кстати, попытался расспросить Лхам о технологии интервьюирования, но она лишь отмахнулась. Наверное, не хотела делиться неизвестными белорусским ученым ноу-хау.
Мы направились к одному из домиков. Вышли хозяева. Увидев нас, они засуетились, стали что-то вытаскивать. Лхам объяснила: для нас сейчас поставят во дворе юрту. Мы приготовились к длительному ожиданию. Как бы не так! Двадцать минут, и юрта готова! Обустраивались мы на полу. Расстелили брезент, найденный в джипе. Лхам на газовой горелке вскипятила воду. Трейси приготовила бутерброды. Ужин проходил в полном молчании. Лхам достала видеокамеру, одолженную у Ай, и возилась с кнопками. Камера не хотела включаться. Хозяин притащил деревянный ящик с дровами для печки. Впрочем, на счет дров я преувеличиваю. Это были обрезки фанеры, куски газет и картона, и, наконец, сухие коровьи лепешки. «Они хорошо горят?» - спросил я у Лхам. «Да», - просто ответила она и бросила одну из лепешек в печку. Горел сухой навоз подобно нашему торфу. Больше дыма, чем огня. «Какая замечательная вещь, - тем не менее, заметил я, - полностью экологически чистое топливо!» «И какой приятный запах!» - Лхам сказала это вполне серьезно. Чтобы мы не сомневались в ее словах, она наклонилась над одной из лепешек и с удовольствием втянула воздух в легкие. Мы с Эрнестом с трудом сдержали улыбки. Но через десять минут произошла маленькая катастрофа. Я сидел около печи и подбрасывал туда фанеру. Огонь то и дело гас. Эрнест пожертвовал для растопки китайскую газету. Я показал на лепешки и по-монгольски сказал: «Аргхл». «Нет, спасибо! – ответил Эрнест. – Я уже покушал». Мы рассмеялись. Смеялась и Трейси. А вот Лхам вдруг побледнела и попросила повторить шутку. Я повторил. Монголка села на пол, зажала голову руками и запричитала: «Эта наша страна! У нас есть свои обычаи! Зачем же вы так? Я не понимаю этой шутки! Почему вы смеетесь? Вы над нами смеетесь?» Лхам успокаивали минут десять. В общем-то, она была права. Мы не имели права смеяться над тем, что нам могло показаться смешным и непонятным. Успокоившись, Лхам взяла камеру и направилась интервьюировать своего монаха. Эрнест последовал за ней. Он хотел «прогуляться в горы». Мы с Трейси остались одни. Но ненадолго. Пришла какая-то незнакомая женщина и принесла термос с супом из баранины. Объяснить, что мы уже сыты оказалось не так уж и просто. Пришлось согласиться съесть по тарелке. Трейси угостила вошедшую пряником. Женщина спрятала пряник в платье и стала знаками показывать, мол, доедайте остальное. «Нет, спасибо, - улыбнулась ей Трейси, - мы недавно немного перекусили». Наивная! Женщину совсем не интересовало, перекусывали мы или нет. Пока Трейси договаривала последние слова, та просто налила ей новую порцию. Я засмеялся. И зря! Пока смеялся, суп плеснули и в мою тарелку. «Мы перекусывали, - настаивала англичанка. – Остальное можно оставить нашим друзьям». Остальное тоже пришлось съесть нам. Суп был вкусным, но порции оказались слишком большими. Вслед за женщиной вошла хозяйка. У нее тоже был термос, но не с супом, а с цаем. Наливали его в ту же посуду, откуда мы ели суп. Тарелки предварительно сполоснули, а мутную жидкость заставили проглотить. Хитрая англичанка при этом подсунула в мою тарелку недоеденный кусок бараньего сала. Мы чуть было не поругались. Ситуацию спасла собака, появившаяся у входа. Она проглотила брошенный мною кусок так, что только зубы клацнули. Монголки моего поступка явно не одобрили.
«Говоришь по-русски?» - спросил монгол. «Говоришь», - кивнул я. «Россия?» - спросил монгол. «Беларусь», - ответил я. Монгол удивленно воззрился на иностранца и нерешительно произнес: «Уже плохо говорю. Не понял». «Я из Минска». «Минск? МТЗ. Там есть такой завод», - сказал посетитель и дыхнул на меня неслабым таким перегаром. Следующие пять минут он пожимал мне руку, хлопал по плечу и вообще демонстрировал всяческую дружбу. «Пошли в гости, - звал он меня, - будем разговаривать». Ни я, ни Трейси никуда не хотели идти. После обильного ужина хотелось спать. «Не хочешь? – спрашивал монгол. – Как хочешь. Пошли». Я вздохнул и обратился к Трейси: «Слушай, давай не будем обижать туземцев. Давай сходим на минут десять». Англичанка все поняла и согласилась. Мужичок переступал с ноги на ногу и повторял: «Пошли. Ну, как хочешь. Пошли». Наше согласие весьма обрадовало его. Он сделал рукой знак женщине, принесшей нам суп, и та убежала. «Моя жена, - похвастался он. – Я ее мужик». Юрта монгола находилась всего лишь через улицу. В ней царили бедность, если не нищета. Полусгнивший пол, две кровати, тумбочка с зеркалом и неизменная буржуйка. Жена до нашего прихода успела развести огонь. Реактивная женщина. Она так и осталась сидеть на полу около печки. Мы с монголом сели на одну кровать, Трейси – на другую. Нам преподнесли в подарок по старому настенному календарю с изображением буддистских божеств. Наступило неловкое молчание. «Как тебя зовут?» - наконец спросил монгол. Я представился. Трейси тоже назвала свое имя. «Тереза?» - переспросил хозяин. «Нет, Трейси», - ответила англичанка. «Тереза. Хорошее имя», - кивнул монгол. Самого его звали Насанджаргал, что означало «годы счастья». Он также интересовался значением наших имен, но врят ли что-то понял из объяснений. Русский он выучил в Казахстане, где двадцать лет назад прошел школу механизаторов. Там он и узнал о МТЗ. После возвращения работал трактористом. «Хорошо было, - говорил монгол. – Теперь плохо. Все развалилось. Работы нет». Зато есть жена и четверо детей. Старший отслужил в армии и теперь учиться в Улан-Баторе. Младшему всего три года. Во время нашего разговора дети вошли в юрту, чтобы посмотреть, кто это заявился в гости к родителям? Трейси им тут же дала по конфете. Дети, как-то странно оглядываясь на папу-маму, приняли подарок и убежали на улицу. Наверное, хвастаться перед сверстниками. «Есть дети?» - спросил Насанджаргал. «Я не женат. Какие дети?» - ответил я. «Сколько лет?» - удивился монгол. «Двадцать девять». «Плохо, - он покачал головой. – Надо, чтобы были жена и дети. А у Терезы есть дети?» У «Терезы» их тоже не было. Но, если про меня было сказано просто «плохо», то отсутствие детей у англичанки вызвало легкий шок. «Почему нет детей? – повторил хозяин. – Моя жена совсем девочкой была, когда взял. Четыре ребенка. Два мужика и две девки. Почему она не хочет иметь детей?» «Когда-нибудь заведу», - неопределенно сказала Трейси. «Очень плохо, - настаивал монгол. – Почему она не рожает?» В его голосе слышались возмущение и откровенное непонимание. Трейси угробила минут двадцать на объяснения британских традиций и даже ударилась в историю семьи и брака на родном острове. Это не помогло. «Нет детей, - качал головой Насанджаргал. – Почему?» Трейси в его глазах опустилась ниже всякого плинтуса. «Скажи ты ему, что я не могу родить, потому что бесплодная», - воскликнула англичанка и вышла из юрты. Подаренный ей настенный календарь она демонстративно оставила на кровати. Монголы переглянулись. «Довели девчонку!» - подумали бы в таком случае белорусы и начали бы раскаиваться в наезде. Но монголы думали иначе. Некоторое время Насанджаргал ловил ртом воздух, а потом возмущенно закричал: «Почему ушла? Почему не взяла подарок? Она обидеть нас хотела?» Пришлось сказать ему что-то вроде того, что в Англии женщины не забирают подарки сами, это делают мужчины. Насанджаргал успокоился, но лишь на мгновение. «Почему у нее нет детей?» - жестко спросил он. Я вздохнул и сочинил слезливую историю о том, как Трейси в юности уехала в Индию, где вступила в орден матери Терезы и посвятила свою жизнь Богу и помощи индийским бездомным детям. Но год или два назад она покинула монашескую жизнь и вернулась в Великобританию. Скоро она выйдет замуж за канадца и нарожает ему кучу «мужиков» и «девок». Мой рассказ глубоко тронул монголов. «Ты тоже должен жениться и родить детей», - сказал мне Насанджаргал. Я обещал, что женюсь, как только вернусь домой, и моя жена родит мне сразу тройню. «Сразу не получится, - возразил монгол. – Мой маленький мужик понравился?» «Хороший мальчик», - кивнул я. «Наши лошади нравятся?» «Прикольные такие лошадки», - согласился я. «Бери сына. Бери лошадь. Подарок!» Он хлопнул меня по колену и широко улыбнулся. «Нет, спасибо, - я покачал головой, а про себя подумал: - Вот, аргхл! Вляпался, так вляпался!» Но мой собеседник не собирался отступать. «Бери! – говорил он. – Будет для семьи, как хозяин». Я вспомнил рассказ Ирины о подарках-цацанках монголов и тяжело вздохнул. Было непонятно, то ли монгол говорит серьезно, то ли шутит. Что я буду делать с ребенком, когда вернусь в Улан-Батор? В Беларусь его со мной не отпустят. А с конем? «Знаешь, - сказал я, запинаясь, - я на лошади ездить не умею, так что придется отказаться». «Ничего, - ответил монгол, - научу». И тут словно ясное солнце блеснуло из-за туч! В юрту вошла Лхам. Как потом оказалось, интервью у нее не состоялось. Видеокамера так и не включилась, а диктофона с собой не было. Вернувшись обратно, она застала возбужденную Трейси и сразу же направилась выручать меня из гостей. Лхам деловито поздоровалась и села на кровать. В Монголии не принято спешить. Просто взять и вытащить меня под каким-то предлогом она не могла. Обменявшись с ней приветствиями, хозяин продолжил уговаривать принять подарок. «Пойдем, будем ездить на лошади». Я с мольбой во взгляде посмотрел на Лхам. «Зачем ты к нему пошел?» - спокойно сказала она по-английски. «Давно не был в гостях», - ответил я. «Не надо было сюда ходить, - вздохнула монголка. – Ты, как ребенок, не знаешь, что и когда делать. Ну, пойдешь кататься на коне?» «Нет уж, уволь. Если он будет настаивать, я уйду, как Трейси». «Ты сам виноват», - продолжала Лхам. «Хватит меня распекать! Раз уж пришла, сделай что-нибудь!» - воскликнул я.
«Скажи ему, что очень устал и хочешь спать. Подарок, мол, заберешь завтра», - посоветовала Лхам минут через десять, когда айраг в ее пиале закончился. Снедаемый желанием побыстрее покинуть юрту, я так и сделал. Насанджаргал удивительно быстро согласился. Мы удалились, причем Лхам продолжила читать свои нравоучения. Пришлось поотстать и легонько ее ущипнуть. По отношению к Трейси, это выглядело бы совсем нехорошо. Типа сексуального домогательства. Но Лхам отреагировала на щипок смешком. Похоже, ей даже понравилось. Потом, уже в Улан-Баторе, по вечерам, когда мы гуляли по городу, она не раз забегала вперед, при этом как-то странно поглядывая. Но больше я не щипался. Мне и за тот щипок как-то неудобно было. Нас ждали пришедшая в себя Трейси и несчастный Эрнест. Пока никого не было, его заставили съесть целый термос супа. Худощавый немец сидел в углу и, хлопая себя по раздувшемуся животу, бормотал: «Я пытался сопротивляться, но она все подливала и подливала в тарелку. Я даже решил, что кто-то скоро умрет». «Кто умрет?» - удивленно спросила Лхам. «Я умрет, - ответил Эрнест, - потому что худой и старый». Мы легли спать. Спального мешка у меня не было. Лхам предложила одно из своих одеял. Пришлось отказаться, так как второе она использовала в качестве подстилки, и накрыться курткой. Ночью печь погасла – аргхл слишком быстро вытлевал. Я проснулся от холода и принялся топить снова. Потом опять лег спать, но ненадолго. Всех разбудила Лхам. Она спешила покинуть Шанхын как можно быстрее. Я вышел на улицу и потянулся. Прохладный ветер ударил в лицо, и сон как рукой сняло. Хозяин и его семья тоже проснулись. Они в полном составе вышли во двор, чтобы почистить зубы. Делали они это как-то демонстративно, одной щеткой. Пасты у них не было. Я подошел к хозяину и выдавил немного своей из тюбика, что лежал в кармане. Тот благодарно кивнул, слизал пасту языком и скривился. Значит, не понравилось. Мы перекусили кофе с бутербродами. Угостили вошедшего монгола. Лхам вдруг обнаружила, что деньги у нашей экспедиции закончились. Расплачиваться с хозяином было нечем. Мы раскрыли бумажники и вытрясли из них все монгольские купюры. «Быстрее! Быстрее! Собираемся!» - настаивала Лхам. «К чему такая спешка?» - удивился немец. «Кое-кто вчера кое-что натворил», - и Лхам жестко посмотрела в мою сторону. Я пожал плечами, типа не понимаю, о чем речь. Трейси хихикнула. Мы быстро собрали вещи и закинули их в джип. Проезжая мимо юрты Насанджаргала, я заметил, что ее обитатели еще спят. «Как бы не так! – воскликнула англичанка. – Наверное, едят твою колбасу». | |
Цецерлег нас встретил небом, затянутым тучами, и мелким дождиком. После теплой и солнечной погоды на Цааган-Нуре выглядело это, мягко говоря, странным. Но ничего странного не было. Разные географические зоны, следовательно – разная погода. Мы перекусили в небольшом кафе в центре города. Приветливые хозяева выделили для нас 
Монастырь располагался вовсе не в пустыне. Хотя местность была засушливой, (травинка от травинки росла чуть ли не в четверти метра), но рядом паслись лошади и коровы. Вокруг монастыря громоздились деревянные изгороди, за которыми скрывались дощатые домики, напоминавшие наши сараи или чешские дачи-«халупы». Иногда вместо «халуп» стояли обычные летние юрты. Довольно странно было видеть разделение между зажиточными и бедными в мире, где и те, и другие казались бедными. 
В тот момент, когда я твердо решил, что сейчас лопну, в юрту нетвердой походкой вошел мужичок в грязном засаленном деле и обратился к Трейси по-русски. Что он там ей сказал точно, я не разобрал, но Трейси успела перекинуть целеуказатель на меня.
Насанджаргал уловил эмоциональность в нашем разговоре и спросил по-монгольски у Лхам, о чем это мы так мило беседуем в его юрте. Лхам заверила хозяина, что я просто делюсь своей радостью от нового знакомства. Тот сразу же вскочил и приказал жене налить нам айраг. Хорошо, что не водку!
