|
| ||
|
|
| Белорус в стране Чингисхана- Автор: Дмитрий Самохвалов |
|
| ||
|
|
КРАСНЫЙ БОГАТЫРЬ Красный богатырь
По монгольским меркам Сухэ-Батор – большой город. Здесь проживает несколько десятков тысяч человек. Маленькая станция, освещенная тремя-четырьмя подслеповатыми фонарями, была для нас первой серьезной остановкой в этой стране, поэтому мы с удовольствием приникли к оконному стеклу. Сквозь тьму угадывались серые трех- и пятиэтажные здания. На пыльном перроне, заполненном выброшенными мимо мусорниц полиэтиленовыми пакетами и бумажными обертками, стояли ряды солдат в старой советской униформе. Ох, как же давно я не видел ее! Автоматов и прочих грозных вещей у них не было. Если в Наушках народ сплошь какой-то хмурый, то в Сухэ-Баторе скорее усталый. Вот к вагону подбегает загорелый мальчик в какой-то грязной одежде и что-то нам говорит. «Просит хлеба», - объясняет Ирина и идет в купе за хлебом. Тут же появляются еще мальчишки. Прямо у нас на глазах съедают Иринин хлеб и печенье. Просят еще. «Бахку», - говорит Ирина по-монгольски. Нет, так нет. Мальчишки бегут к следующему вагону. Я немного удивленно смотрю на Ирину. «В Монголии много нищих детей?» «Полным-полно, - отвечает она. – Всех хлебом не накормишь и тугриками не облагодетельствуешь. Будь осторожен в Улан-Баторе. Они не только попрошайничают, но и воруют, особенно на дзахе – рынке. Иногда ловишь за руку, когда лезут в карман». В вагон заходят таможенники в серой форме – две симпатичные девушки и полноватый мужчина. Еще один таможенник остался на перроне. Ветер качает его на ветру, сил подняться в вагон нет. Вид пьяного таможенника веселит, и мы вновь рассаживаемся по купе, чтобы пройти «неприятную процедуру». К счастью, на сей раз все действительно формально. Особенно для меня. Я сижу, зевая в ладонь, и на все вопросы просто отвечаю: «Мне это не надо. Я из Беларуси». Честное слово, приятно ощущать себя человеком! Трейси немного нервничает, и я ее успокаиваю: ничего, мол, я такие процедуры у вас в ЕС сотни раз проходил, проблемы начнутся, если они полезут вещи смотреть, а они этого не делают. Англичанка успокаивается. Кому не везет, так это китайцам! Их опять начинают перетряхивать. Причем, любезная улыбка, которой нас одаривают монголки, по отношению к детям Поднебесной сменяется прямой грубостью. Пока китайцы заняты распаковыванием своих бесчисленных коробок, я подхожу к таможеннице и говорю: «Я впервые в Монголии». Она кивает: «Добро пожаловать! У нас хорошо и интересно». «Пока не очень, - замечаю я и киваю в сторону окна: - у вас всегда так грязно?» Таможенница смотрит мне в глаза. Нет, обидеть ее я не хочу. Девушка резко отворачивается и идет к несчастным китайцам. Кричит на них по-русски и по-английски. Уже проверив желтокожих собратьев, она возвращается ко мне и говорит: «Это железнодорожная станция. Здесь может быть грязно». «Конечно, - соглашаюсь я. – Наверное, у вас много красивых улиц, домов и площадей. Только отсюда невидно». Таможенники уходят. Мы ложимся спать. Некоторое время я лежу и думаю, что, наверное, точно также выглядела любая железнодорожная станция лет двенадцать назад в Беларуси. Приезжие иностранцы тоже были в шоке, разглядывая старые дома советской постройки, грязь на улицах и детей-попрошаек. К хорошему привыкаешь быстро. Вот и мы привыкли к тому, что жизнь стала лучше. Я дал себе честное слово больше не давать оценок, а только получать впечатления. Если бы я тогда знал, как это трудно будет сделать! Утром наш поезд наконец-то достиг Улан-Батора. Сонные и невыспавшиеся, мы смотрели в окна во все глаза, когда же начнутся склады и пакгаузы – вернейший признак приближающегося большого города. Ничего подобного там не было. Только степь и белые капли юрт в молочном тумане. Недалеко от железной дороги пасся скот – лошади, овцы, коровы. Ничего экзотического. От железной дороги его отделяла колючая проволока. Деревьев видно не было. Я заметно нервничал, так как неправильно указал день прибытия. Лхам меня ждала завтра. Хорошо, если она догадалась сходить на вокзал и проверить. А если нет? «Ничего страшного, - рассуждала Ирина. – Заедешь ко мне в гости, позвонишь и договоришься о встрече». «Я из автомата могу позвонить», - вяло отвечал я. «Автоматов в Улан-Баторе нет, - объясняла Ирина. – Есть просто люди, сидящие с радиотелефонами. Они могут дать позвонить. Все-таки, ты лучше езжай со мной. Осмотришься!» Я молча согласился. Железнодорожная станция, на которой нам предстояло сойти, ничего особенного из себя не представляла. Такая станция могла быть в Орше или Барановичах. Но находилась она в Улан-Баторе, столице и самом большом городе Монголии. Больше всего меня волновала погода. В Сибири нас преследовала жара. Здесь же было достаточно прохладно. Ирина жила в районе со звучным названием Сансер, что переводиться с монгольского языка как «космос». Дорога в «космический» район лежала вдоль главной улицы Улан-Батора. «Смотри, - говорила Ирина. – Направо находится цирк и борцовский дворец. Борьба – национальный вид спорта в Монголии. У каждого мужчины есть любимый борец. Они за них болеют, как наши – за футбольные команды. Слева площадь Сухэ-Батора». Я вертел головой, но видел совершенно не то, что показывала Ирина. Такси постоянно сотрясало на ухабах. В утренней дымке были видны серые здания советской постройки и грязные мостовые. Если бы в городе не угадывалось что-то неопределенно знакомое, мой шок не был бы таким сильным. Подумаешь, грязь да ухабы! Вместо того, чтобы спокойно смотреть в окно и получать удовольствие от посещения нового места, я запрокинул голову и подумал: «Господи! Куда же я попал? И что меня двинуло в Монголию? Ехал бы с подругой в Турцию или на Кипр. Солнце, горы море…» Выйдя из такси, мы шли между пятиэтажек цвета засохшей грязи. Грязь была на асфальте. Даже там, где у нас обычно растут кусты и трава, была грязь. «Будь осторожней! - скомандовала Ирина. – Впереди открытый люк. Кстати, здесь все люки открыты!» Ирина жила на самом верхнем этаже. Лифта конечно же не было. Зато встреченный на одной из лестничных площадок пожилой монгол поздоровался с моей спутницей по-русски и сказал: «С приездом!» Квартира, которую снимала Ирина, имела всего две комнаты. Мы выпили крепкого кофе, закусили байкальским омулем и посмотрели телевизор. Кстати, в Улан-Баторе транслируют сорок с копейками каналов. Несколько национальных. По одному корейскому и китайскому. Остальные российские и американские. У нас такая роскошь доступна лишь обладателям спутниковых тарелок. В Улан-Баторе же достаточно купить телевизор! Наконец, когда на часах обозначилось одиннадцать и по всем приметам город проснулся (было воскресенье), я позвонил на сотовый телефон Лхам. Сказать, что она удивилась – значит ничего не сказать! Лхам спокойно ехала домой из аймака Селенга, где живут ее родители, и ожидала меня только завтра. Мы решили встретиться через несколько часов, когда Лхам доберется до столицы, около кинотеатра «Арт». Место подсказала Ирина. Эти несколько часов прошли для меня незаметно. Ирина рассказывала о Монголии и монголах, предупреждая о всевозможных неожиданностях. Больше всего меня позабавила история, которую Ирина услышала от российских геологов. Работая на севере Монголии, они тесно общались с местным населением и в конце концов получили ценный подарок – младенца и лошадь. Что с ними делать, геологи не знали. Пришлось под каким-то предлогом оттянуть получение подарка и незаметно покинуть стоянку. Я от души посмеялся. История выглядела, как анекдот. И чего только люди не придумают! Ох, как я потом дорого чуть было не заплатил за это неверие! Откуда мне было знать, что в Монголии случается то, что по всем законам логики никак не может случиться? До кинотеатра «Арт» мы добирались на городском автобусе. Кстати, чтобы сесть на него, вовсе не обязательно стоять на остановке. Достаточно махнуть рукой, и он останавливается, где бы вы его не встретили. Если не считать привычку монголов толкаться в спину и сидеть на одном сидении по двое, а то и по трое (сидите вы так спокойно себе, а тут к вам подкатывает какая-нибудь бабулька и спокойно так пихает попой в сторону – мол, подвинься, дружок) ничем особым от минского городского транспорта улан-баторский не отличался. На очередном ухабе автобус тряхануло так, что Ирина налетела на пожилого аксакала. После чего произошла картина, достойная цирка. «Учляара, - сказала Ирина по-монгольски и дотронулась до плеча деда. Потом повернулась ко мне и пояснила уже по-русски: - Так монголы извиняются. Если что-то не так, надо дотронуться до плеча и извиниться». На всякий случай, чтобы я на будущее все сразу понял, она несколько раз потрогала деда и произнесла это самое «учляара». Монгол сидел смирно и даже не стал возражать, когда я тоже пару раз потренировался на нем в извинениях. Наверное, так часто перед ним извинялись впервые. Лхам пришлось подождать не меньше получаса. Очевидно, после приезда она успела переодеться и даже навести марафет. По крайней мере, выглядела она потрясающе красиво. Будь я Ириной, то даже позавидовал бы мне в этот момент! После первых слов приветствия Лхам меня огорошила: «Ты уже знаешь, где ты остановишься?» К счастью, на вокзале мне вручили рекламу гостевого дома «Чингисхан» (ради бога, не путать с самым дорогим отелем Улан-Батора!). Ее я и сунул своей знакомой. Она повертела листовку в руках и сказала:
Мы пошли. То есть опять поехали на такси. Кстати, за такси она заплатила сама. Так же, как потом платила в кафе, которые мы посещали. Я протестовал. В конце концов, моя зарплата в несколько раз превышала ее собственную. Мне не хотелось вводить свою подругу в расходы. Но Лхам была непреклонной. Я был гостем, причем долгожданным, и для Лхам это было важно. Это был дом, как дом. Обычная жилая пятиэтажка. Мы поднялись на третий этаж, и увидели железную дверь. Две соединенные вместе двухкомнатные квартиры, в каждой комнате по четыре двухэтажные деревянные кровати – это и был знаменитый на весь Интернет «Idri’s Guesthouse». Как значилось в рекламе, «…и бесплатная возможность воспользоваться горячим душем». За хозяйку «дома» была девочка лет двенадцати-тринадцати. Она показала мне свободную кровать, а заодно сообщила по-английски, что надо заплатить вперед. Я так и попытался сделать, но девочка не хотела брать деньги, настаивая, что я должен заплатить именно вперед. Наконец я понял, что «вперед» она путает с «после», и успокоился. Вошла женщина и что-то спросила у девочки, глядя на меня. «Сайн байна уу?» - поздоровался я с ней по-монгольски. «О! - женщина аж подскочила от неожиданности и спросила у Лхам: - Он что, говорит по-монгольски?» Нетрудно догадаться, что монгольских слов я нахватался еще в поезде у Ирины, даже составил кое-какой словарик. Правда, Ирина перепутала слова «спасибо» и «до свидания», так что я некоторое время очень удивлял монголов (прощался, вместо того, чтобы поблагодарить). Лхам это в начале забавляло, потом начало нервировать. Она вообще почему-то часто нервничала, когда я делал что-то неправильно. Хотя могла бы и простить. Я не видел других иностранцев, кроме себя и Ирины, пытавшихся хоть несколько слов сказать по-монгольски! У Лхам были какие-то неотложные дела. Учитывая, что я приехал раньше обещанного, обижаться на нее не стоило. Чтобы не сидеть в гостевой общаге, я пошел гулять по городу. Теперь, когда первый шок прошел, можно было оглядеться. Прежде, чем описать столицу Монголии, дам небольшую историческую справку. Прошлое Улан-Батора уходит корнями в семнадцатый век, когда первый глава монгольских ламаистов богдыхан Ундэр-Гэгэн обзавелся собственной кочевой ставкой. В конце восемнадцатого века сюда прибыл маньчжурский наместник. Привычный к оседлой жизни, он сделал Ургу – так назывался город в те времена (существовало и другое название – Хурээ, что значит просто «поселок») – стационарным поселением. По другой версии, наместник имел к основанию города лишь косвенную причастность. Просто монахам надоело ездить по степи взад-вперед, а паломникам надоело за ними гоняться. Так или иначе, Урга быстро росла, в основном за счет буддистских монахов и многочисленных паломников. В начале девятнадцатого столетия здесь уже насчитывалось около ста храмов и монастырей. Когда власть маньчжурского Китая ослабла, в Урге обосновались русские купцы. Уже в начале двадцатого века город стал центром национально-освободительной борьбы. По преданию, на месте нынешней площади Сухэ-Батора герой монгольского народа по имени Сухэ-Батор призывал соотечественников к свержению китайского ига, и эти призывы имели большой успех. Теперь на площади Сухэ-Батора стоит памятник этому самому Сухэ-Батору, сказочному герою на белом коне. Впрочем, фигура Сухэ-Батора тоже белая. Имя национального героя переводится как «топор-богатырь». Но скульптор, создавший памятник, почему-то не захотел изображать Сухэ-Батора с топором. Сухэ-Батор на площади Сухэ-Батора держит в ножнах саблю. В 1924 году, когда власть в Монголии захватили коммунисты, город был переименован в Улан-Батор-Хото, то есть город красного богатыря. Говорят, что в честь Сухэ-Батора. Почему нельзя было назвать Улан-Батор Сухэ-Батором, я так и не понял. Но есть версия, что они хотели придать своей идее с переименованием сакральный смысл. В монгольском эпосе Красный Богатырь – избавитель от всяческих несчастий. Переименование должно было сохранить и город, и всю страну от бед. Сторонники данной версии утверждают, что идею с Богатырем высказал один из местных ученых, но сделал он это по совету Николая Рериха, довольно известного в те времена мистика. Улан-Батор находится в вытянутой вдоль реки Туул долине, окруженной высокими сопками. Сопки видны практически отовсюду, даже из центра. Выглядят они достаточно живописно. Особенно ранним утром, когда вершины обволакивает цветной туман. Шутки в сторону! Туман там действительно цветной. Краски переливаются от бледно-молочного до ярко-розового. Четыре самые большие горы почитаются монголами как священные. Но, несмотря на всю свою живописность, сопки составляют серьезную проблему для Улан-Батора. Во-первых, они ограничивают его рост. Во-вторых, задерживают разные атмосферные выбросы, а их тут немало: самая обычная пыль, выхлопные газы от автомобилей, дым от ТЭЦ и из юрточных городков. В юртах живет значительная часть населения города. Купить квартиру, особенно для новоприбывшего из сельской местности, не так уж и просто. Стоит она не меньше пятнадцати тысяч долларов. А вот поставить где-нибудь на склоне холма юрту, огородить ее дощатым забором – это по средствам даже беднякам. Топят в юртах, чем бог послал. Углем, дровами, сушеным навозом и даже костями животных. В последнем случае аромат получается не для слабонервных. В результате в небольшом Улан-Баторе, лишенном крупных промышленных объектов, смог стоит, как где-нибудь в Мехико или в Токио. Проблему очистки воздуха могли бы частично решить деревья, но их здесь практически нет. Остается уповать лишь на ветер.
Архитектура в Улан-Баторе советская, в стиле Партизанского проспекта. Площадь Сухэ-Батора чем-то напоминает нашу Октябрьскую, только размерами побольше. Главная улица города по ширине уступает любому минскому проспекту вдвое, если не втрое, так что проезжая часть вечно переполнена машинами, а тротуар – пешеходами. Монгольские водители – люди, понимающие толк в быстрой езде и никогда не отказывающие себе в этом удовольствии. Такие прелести, как урны и светофоры, есть только в центре. Но особого внимания на них никто не обращает. Мусор лежит под ногами. Красный, зеленый, желтый свет – все это для развлечения, а не для соблюдения правил дорожного движения. Временами перейти улицу – это целая проблема. Одна монголка, побывавшая в Минске, рассказывала, что больше всего ее у нас доставало продолжительное стояние в ожидании, когда светофор подмигнет зеленым, причем, по ее мнению, машин на улицах было мало. Закрытых люками канализационных колодцев и водостоков здесь вообще нет. Точно неизвестно, сколько народа в год проваливается под землю. Я лично в первый же день чуть было не провалился дважды. В канализации любят проводить свободное время бомжи и просто нищие. Как-то возвращаясь вечером в гостиницу, я наткнулся на такого «подпольщика». Он вылез совершенно неожиданно, откуда-то из-под земли, прямо у моих ног. Черный весь, чумазый. В сумерках он выглядел как черт. Страшно-престрашно! Конечно же, время проходит не совсем мимо Улан-Батора. Есть здесь большие современные здания и уголки, достойные приличного европейского города. Но выглядят они, словно островки в океане. Особенностью Улан-Батора являются его магазины и магазинчики. Они разбросаны по всему городу, причем в двух – трех метрах друг от друга. Продается там практически одно и тоже. Из собственно монгольских товаров можно увидеть соль, хлеб, несколько разновидностей местной водки – архи и пиво. Последнее на вкус очень даже неплохое. Несколько лет назад улан-баторский пивоваренный завод купила немецкая компания, установила современную технологическую линию и стала производить напиток хорошего качества, разрушив таким образом монополию российских и корейских импортеров, а заодно обеспечив местных пивоваров рабочими местами и достойной зарплатой. Мне рассказывали, что некоторое время в Улан-Баторе работала хлебопекарня, открытая предприимчивым белорусом. Но потом привезенная из Минска закваска пропала, и хлеб, выпеченный на дрожжах, по вкусу перестал отличаться от местного. Сами монголы предпочитают делать покупки на дзахах. Так тут называются рынки. Товары туда привозят из Китая, поэтому они намного дешевле, чем в магазинах. Пару джинсов можно купить за четыре-пять долларов. Детские вещи вообще стоят копейки. Аптеки находятся всего в двадцати-тридцати метрах друг от друга. На вывесках пишут как «Аптека», так и «Аптек». Внутри они ничем не отличаются. Лекарства привозят из России, поэтому с выбором и названиями никаких проблем нет. В Улан-Баторе поразительно большое количество красивых девушек. Последний факт меня как-то смутил. Я-то привык думать, что самые красивые и милые девушки живут в Минске. Так вот, дорогие дамы, в столице Монголии у вас найдется много достойных и весьма активных конкуренток, благосклонно дарящих проходящим мимо иностранцам свои улыбки. Монголки считаются хорошими любовницами. По крайней мере, работающие здесь белорусы с удовольствием сходятся с ними, бросают своих жен и подруг и остаются навсегда жить в Улан-Баторе. Мужчинам-монголам, очевидно, также нравятся европейские женщины, но они очень стеснительны, чтобы знакомиться и, тем более, приставать. К иностранцам здесь относятся с большим интересом. Почти все время чувствуешь себя, словно в аквариуме. На тебя нацелены десятки, если не сотни взглядов. При этом монголы умудряются даже не поворачивать головы. Природная скромность не позволяет навязывать себя другим. Исключение представляют лишь торговцы, нищие и проститутки, но они во всех странах одинаковы. Еще одно исключение, гораздо более приятное, – это дети. Они очень любопытны и непосредственны. Маленькие монголы никогда не отказывают себе в удовольствии подбежать и крикнуть «Hello!» Я прогулялся вдоль главной улицы города, зашел в интернет-центр, чтобы отправить друзьям и родным сообщения, а заодно прочитать последние новости с родины. Потом отправился в кафе, чтобы перекусить. Найти в Улан-Баторе точку общественного питания не труднее, чем подобрать на дороге камень. Я выбрал кафе с европейской кухней. По крайней мере, так значилось на вывеске. Кроме меня, здесь сидело еще несколько посетителей-монголов. Сонный официант принял заказ: венгерский гуляш и чай с сахаром. Чай, к моему удивлению, подали сразу же, а вот гуляш пришлось подождать. Выглядел он не более венгерским, чем тот, что можно отведать у нас. Ни жгучего запаха паприки, ни кисло-сладкого вкуса. Зато гарнир был весьма экзотическим. Жареный картофель вперемешку с рисом. Вернувшись в гостевой «дом», я обнаружил там настоящее столптворение. Представители самых разных стран и народов – англичане, немцы, израильтяне, ирландцы – сновали взад и вперед, о чем-то говорили и спорили. Был здесь и паренек-японец с задумчивым взглядом, который, как мне потом рассказали, жил здесь неделю и не заплатил за постой. Кто-то загружал на компьютере русскоязычные файлы. Меня сразу же спросили, из какой страны я приехал. Я ответил и даже не удивился, когда лица присутствующих вытянулись. «Первый раз вижу белорусского туриста, - сказал рыжий парень-англичанин. – Наверное, белорусы не очень-то любят ездить за границу или у них мало денег, чтобы путешествовать».
Израильтяне были озабочены, где бы обменять дорожные чеки на тугрики. Один из них рассказывал, как он путешествовал в Таиланд и Китай. Второй спросил, говорю ли я по-русски. У него бабушка была «русская». На этом наше общение закончилось. На главной улице мы довольно быстро нашли банк, где можно было обменять чеки. Однако это требовало времени. Пока израильтяне и ирландцы сидели в банке, мы с Трейси вышли подышать свежим воздухом. Рядом с банком сидел чистильщик обуви, немедленно предложивший обновить армейские ботинки Трейси и даже мои сандалии. Мы отказались. Когда я спросил чистильщика, можно ли его сфотографировать, он потребовал тысячу. «Тугриков?» - наивно поинтересовался я. «Долларов», - ответил чистильщик. «Это очень много», - ответил я. «Ты продашь мою фотографию какому-нибудь журналу и заработаешь больше», - невозмутимо сказал монгол. Пришлось спрятать фотоаппарат подальше. К нам тут же подошел человек в грязной одежде и поинтересовался, из каких мы стран. Говорил он по-английски как-то странно, словно у него во рту когда-то разорвался снаряд. Странное дело, но я кое-как понимал его. Трейси после каждой его фразы вопросительно смотрела на меня. «Я собираю монеты, - сообщил прохожий. – Дайте мне монеты своих стран». Я дал ему сто пятьдесят белорусских рублей купюрами. Прохожий тут же зашел в банк, но вышел явно разочарованный. Белорусских денег там не принимали. Теперь он приставал исключительно к Трейси, требуя в подарок фунт или два. Трейси ему мило улыбалась и говорила, что забыла деньги в гостинице. Прохожего это явно не смутило. Он потребовал встретиться с ним в это же время завтра. Трейси ответила, что завтра она рано утром уезжает домой. Монгол пригорюнился. «Тебе понравилось в Монголии?» - спросил он после минутной паузы. «Очень», - кивнула англичанка. «Тогда приезжай снова, как можно раньше». «Обязательно, - заверила его Трейси. – Приеду сюда на зимних каникулах с семьей, друзьями и собакой». Монгол горячо потряс наши руки и пошел дальше. Наконец наши спутники покинули банк, и мы заглянули в корейское кафе неподалеку. Атмосфера там стояла самая располагающая. Поначалу я решил ничего не заказывать, кроме чая. Но зеленый чай и рисовый хлеб подали бесплатно. Девушка-официантка не отходила от нашего стола ни на минуту. Что еще угодно господам-иностранцам? Услышав, как я сказал что-то по-русски, она воскликнула: «Вы русский? С вами можно будет поговорить на вашем родном языке?» К сожалению, пообщаться с ней не удалось. Тут же появился менеджер, и милая официантка боязливо отступила на несколько шагов назад. Еще, чего доброго, решат, что она ко мне пристает! Поужинав, мы заплатили ей щедрые чаевые. После ужина мы разошлись в разные стороны. Ирландцы пошли добавляться пивом, израильтяне хотели пройтись по ночным магазинам, а мы с Трейси отправились в гостевой «дом». Оба были уставшие от впечатлений. Девочка-монголка сообщила, что звонила Лхам. Боже, я совсем забыл о нашем утреннем договоре! | |
Вышедший из будки-туалета монгол не просто поздоровался, но еще и раздал нашим проводникам таможенные декларации. Нам следовало их заполнить, пока поезд ехал в приграничный город Сухэ-Батор. Самый большой прикол заключался в том, что все декларации были на русском языке. Можете себе представить, какое столпотворение началось вокруг меня и Ирины!
«Я знаю другой гостевой дом. Там уже останавливались мои друзья. Тебе понравится. Пошли!»
Что касается реки Туул, местной Свислочи, то она не поражает своими размерами. Судя по мощным бетонным берегам, воздвигнутым человеком, в сезоны дождей и таяния снегов она превращается в бурный поток. Летом же река представляет собой мелкий ручей. Не то что курица в брод перейдет – блохе будет по щиколотку!
Самое настоящее чудо – это то, что я снова увидел Трейси. Она сидела на кровати, задумчиво листая путеводитель. Увидев меня, она обрадовалась. Сегодня утром мы попрощались, вечером встретились, но чувствовали себя так, словно не виделись целую вечность. Я рассказал, как здесь оказался. Она предложила пойти поужинать вместе с ее новыми знакомыми – двумя парнями из Израиля и еще двумя из Ирландии. Я только что покушал, но оставаться в шумной маленькой комнате не хотелось. Мы пошли в город.
