| КУРИЦА НЕ ПТИЦА КРАСНЫЙ БОГАТЫРЬ ВЫЛАЗКИ ИЗ "ДЖУНГЛЕЙ" НАСТОЯЩАЯ МОНГОЛИЯ БОЛЬШОЕ БЕЛОЕ ОЗЕРО АРГХЛ МОЙ ЯК ************** Солнце опускалось за далекими сопками. Воздух был пропитан густым запахом полыни. Рядом неспешно несла свои воды река Тамир. Прямо напротив нашего наскоро сооруженного лагеря находился небольшой островок, на котором лежало древнее окаменевшее дерево, по форме напоминавшее чудовищного крокодила. В лучах заходящего солнца оно казалось ярко-оранжевым. За нами – ивовая роща. Рядом с ней что-то вроде землянки. Лхам объяснила, что это зимник для скота, а никакой не охотничий домик, как решил поначалу я. Вокруг ни души. Только стрекот кузнечиков. «Сильно шумят, - сказал наш шофер Джаргалсехн, - завтра будет дождь». Если Джаргалсехн говорит, что будет дождь, значит, будет дождь. Он вырос в этих местах и знает о них все. Или почти все. Мы ужинаем бутербродами с чаем и ложимся спать. Так для меня, молодого ученого из Беларуси, англичанки Трейси, немца Эрнеста и наших компаньонов-монголов Лхам и Джаргалсехна проходит очередной день путешествия по Монголии. Курица не птица… …Монголия – не заграница. Кажется, так говорили когда-то о «шестнадцатой республике» Советского Союза. Но что мы знали о ней, те, кто там никогда не был? Редкие хвалебные статьи в союзных газетах. Из школьной программы я помнил только имена Чингисхана и злого завоевателя Батыя с его монголо-татарским игом и Золотой Ордой. Даже в школьном курсе географии о Монголии не говорилось почти ничего. Поэтому, когда несколько лет назад помогая в организации научной конференции в БГУ, я получил письмо из Монголии от девушки со странным именем Лхам Пуревьяв, я был крайне удивлен. Шутки шутками, но в назначенный день Лхам появилась в дверях исторического факультета. И внешне, и внутренне она сильно отличалась от нас, грешных… Был конец апреля. Стояла удивительно теплая весенняя погода. Распустились цветы, и воздух был наполнен медовым ароматом. Гуляя вечером по Троицкому предместью, монголка с невероятной скоростью поглощала белорусские пирожные и чипсы и с интересом осматривалась. Лхам весьма удивилась, обнаружив, что в Минске можно увидеть целующиеся и обнимающиеся парочки. Монгольская гостья этого явно не одобряла. В Монголии, говорила она, на людях так не делают. В то же время Минск ей показался достаточно чистым и зеленым. Уезжая, Лхам взяла с меня слово приехать в Монголию. Дать это слово было нетрудно. Я уже, казалось, был там всей душой. Оставалось только переместить туда свое тело. Мы переписывались по электронной почте, обменивались новостями и проектами. Но наступило лето, начался отпуск, и я поехал совершенно в другое место. Лишь спустя три года я вспомнил о приглашении. Дело решил весьма анекдотичный случай. Во время посещения мемориала в деревне Тростенец около Минска один из финских участников той памятной конференции поинтересовался у Лхам, как по-монгольски звучит слово «петух». Лхам, с интересом наблюдая за разгребающими сор деревенскими курами, сказала: «Никак. У нас нет петухов». Но, перелистывая в Национальной библиотеке подшивки газет пятнадцатилетней давности, я наткнулся на небольшую заметку о том, что какой-то там колхоз из Беларуси подарил монгольскому совхозу яйца племенных кур. Что-то типа того, чтобы улучшить местную породу.«Как же так? – удивился я. – Если есть местная порода кур, должны быть и петухи. Иначе быть не может! Не размножают же там кур почкованием? Что-то Лхам не дорассказала».И я тут же сообщил своей монгольской знакомой, что собираюсь приехать. Лхам незамедлительно ответила, что будет рада видеть меня в Улан-Баторе. Я попросил рассказать, какая погода будет в Монголии летом, какую одежду брать, что привезти. На этот раз ответ пришел только через три недели. «Я думала, - писала Лхам, - что ты шутишь, но, судя по всему, действительно собираешься в гости. Лето будет нежарким. Жду». Вот и все. Теперь следовало собираться в дорогу! В Министерстве иностранных дел Беларуси меня заверили, что в Монголию я могу попасть без визы. Мол, у наших стран безвизовые отношения! Выглядело это немного странно, потому что граждане соседней России должны были покупать визу. Стоила она недорого. От двадцати пяти до пятидесяти долларов. Но ведь Россия – ближайшая соседка Монголии! Страна, претендующая на звание главного стратегического союзника! Тем не менее, контрольный звонок в монгольское консульство в Москве, показал, что работники нашего министерства совсем даже не ошибались. В Монголию я мог ехать без визы и даже без приглашения. Билет до Улан-Батора достать оказалось еще проще. В международных кассах центрального вокзала в Минске мне без проблем продали билет на поезд «Москва – Пекин». Добравшись до Ярославского вокзала в Москве, откуда собственно и должна была стартовать моя маленькая экспедиция (я и моя сумка) до Улан-Батора, я обнаружил, что имею в запасе целых полтора часа, которые беззастенчиво потратил, поглощая пиво в компании с двумя чехами. Поезд «Москва – Пекин» подъехал не то чтобы с опозданием. Скорее, в последний момент, так что пришлось идти к своему вагону почти бегом. До отхода оставалось каких-то десять минут, но китайские проводники работали неспешно. Я вежливо пропустил вперед четверку, говорившую на немецком языке, но, когда пришел мой черед отдавать проводнику билет, он сделал знак рукой: стой, мол, где стоишь. В вагон заходить нельзя. Остальные же пассажиры отдавали билеты и спокойно занимали полагающиеся им купе. То ли выпитое пиво, то ли просто усталость сказались, но я совсем не волновался. Если уж заплатил за билет деньги, значит, должен ехать. Кроме меня, на перроне «тормознули» еще одну женщину из Минска. Она возвращалась в Улан-Батор на работу из отпуска. Наконец, все уладилось. Мы вошли в вагон. В вагоне было жарко. Если верить термометру, тридцать пять градусов. Китайцы, наплевав на все правила, запрещавшие это делать в санитарной зоне, открыли туалет. В качестве бонуса за ожидание я получил отдельное купе, а там – о чудо! – вентилятор. Поезд тронулся. Впереди было длинное путешествие через всю Россию в странную и незнакомую страну Монголию. Кто-то любит ездить в поездах, а кто-то нет. Я почему-то ужасно не люблю. Но поезд «Москва – Пекин» мне понравился. Во-первых, я еще никогда не забирался так далеко на восток. Из окна поезда я мог видеть то, что иные никогда не видели или увидят только на канале «National Geographic». Река Урал, которая не произвела почти никакого впечатления. Уральские горы, чем-то напоминающие Чешские Судеты. Западная Сибирь с ее бесконечными низменными болотами. Красавец Енисей, река, достойная отдельного очерка. Восточносибирские горы, покрытые густыми лиственными лесами. Степи и сопки Бурятии. И, наконец, Байкал – настоящее чудо. Во-вторых, раньше мне не приходилось близко общаться с китайцами. Наши проводники очень отличались от своих европейских собратьев. Они делали вид (обман раскрылся только в Монголии), что не понимают ни по-русски, ни по-английски. По утрам они завтракали какими-то рыбными кубиками с очень странным запахом. Вечером, несмотря на протесты пассажиров, наглухо закрывали все окна. Днем все время что-то чистили и убирали. Но, самое главное, они все время улыбались. Даже тогда, когда отказывали дать мне нитку с иголкой (для тех, кто не знает, в белорусских поездах эти предметы можно получить без особых проблем). В-третьих, у нас в вагоне подобралась неплохая компания. Поскольку я уже упоминал о своей соотечественнице, начну пожалуй с нее. Звали женщину Ирина, и она вот уже несколько лет преподавала музыку в монгольской школе. Платят там учителям немного, поэтому моя соотечественница имела дополнительный бизнес: организовала на квартире что-то вроде домашней продленки для монголят, изучающих русский язык. Учить их было легко. Монгольские дети весьма послушны. Кроме того, учиться они любят. Ирина с удовольствием давала советы, каждый из которых, как оказалось, был на вес золота, и вообще ее помощь была неоценимой. Купе с Ириной делили австрийцы – пожилой профессор технической школы в Граце, его старший брат-плотник и сын двадцати одного года от роду. Еще один сын девятнадцати лет жил в соседнем купе с французами. Эти австрийцы отличались бурным темпераментом. С утра пораньше они спешили в вагон-ресторан и очень расстраивались, если он был еще закрыт. Вечером возвращались оттуда в весьма приподнятом настроении и ложились спать, напевая себе под нос австрийские народные песни. Как пользоваться постельным бельем, они узнали на вторые сутки от Ирины. Австриец-профессор был приятным собеседником. Он живо интересовался делами в Беларуси, расспрашивал о нашем президенте, делился впечатлениями о России и был очень доволен поездкой, за которую заплатил немного-немало – целых три тысячи евро. Но именно этого доброго человека я в результате жестоко обманул. В вагоне – ресторане он увидел у меня сотню белорусских рублей и спросил, сколько это в российских. Я не хотел признаваться, что наши «зайцы» ничтожно малы. Вместо этого сказал, что они идут к российским один к одному. Профессор тут же забрал белорусскую сотню и дал мне российскую. Его брат с интересом посмотрел на белорусские купюры, но поменял только десятку. Австрийцы примерялись и к тысяче, но российская валюта у них заканчивалась. Менять доллары они не решались. Брать деньги в подарок тоже не хотели. По соседству с Ириной и австрияками в нескольких купе ехали французы и шведы. Французы общались мало. В основном фотографировали пейзажи. А вот шведы оказались весьма душевными людьми! Они ехали до Иркутска, чтобы провести неделю около сказочного Байкала, потом еще неделю пожить в юрте в Монголии, доехать до Пекина и самолетом махнуть обратно на родину. Шведы активно поглощали российское пиво, а мне почему-то предлагали водку. В поезде, как нигде в другом месте понимаешь, прелести шведской эмансипации. Только шведы могут ходить в туалет, размахивая туалетной бумагой, словно флагом, и насвистывать там что-то ужасно попсовое так, что их слышно даже в соседних вагонах. Тот факт, что мы с Ириной из Беларуси, крайне заинтересовал одну шведскую парочку. Они заявились ко мне в купе, когда мы с Ириной что-то горячо обсуждали. Они принесли початую бутылку мартини. Мы угостили их белорусскими колбасами и печеньем. Между прочим, гости поинтересовались, впервые ли мы пьем мартини, что вызвало у нас приступ смеха. Самыми тихими нашими попутчиками были португальцы Антониу и Карла. Они практически ни с кем не общались, жили в отдельном купе и смотрели друг на друга с каким-то немым обожанием. В отдельном купе ехала англичанка Трейси. Трейси, как и все молодые англичане, много путешествовала. Побывала в Индии, Китае, Малайзии, девять месяцев прожила на севере Канады. Из своих путешествий по Южной и Юго-Восточной Азии она извлекла привычку благодаря за что-либо кланяться, выставив вперед ладони лодочкой. Ее главной целью была Монголия. Она благополучно проспала Байкал и даже удивилась, когда другие восторженно рассказывали, как это было здорово! Подумаешь, озеро. В Иркутске шведы нас покинули. В купе Трейси появился новый попутчик – англичанин Том. Он путешествовал на поездах из Лондона в Сингапур, откуда собирался на самолете добраться до Австралии и, может быть, посетить Новую Зеландию. Пока его путешествие продвигалось благополучно. Том проезжал через Беларусь и успел вкусить прелесть нахождения в вагоне, в котором в Бресте меняли колеса. Несколько часов он не мог сходить в туалет. Но это, по мнению английского путешественника, были мелочи по сравнению с тем, что его ожидало во Вьетнаме и Камбодже. Скучать нам не дал пожилой мексиканец, резво вскочивший в вагон. Это был полный высокий мужчина с сигаретой «Мальборо» в зубах. Он совершал кругосветное путешествие. Мексика – Италия – Турция – Узбекистан – Россия – Монголия – Китай – Мексика. Всего за восемьдесят дней. Как в известном мультике! Сейчас мексиканец проехал половину пути и порядком устал. Он все время смолил свой «Мальборо» и рассказывал-рассказывал о Турции и об Узбекистане. О Беларуси он вообще никогда не слышал, об Австрии, впрочем, тоже! Сибирь ему напоминала Мексику, только была холодней, особенно по утрам. Мы его быстро окрестили Бессамемучо, и он не обижался. Улан-Уде (китайские проводники всегда ставят ударение на втором «у») – столица Бурятии. Еще территория России, но от других российских городов несколько отличается. На станции и за ее пределами людей с европеоидными чертами лица почти не было видно. Поезд здесь стоит достаточно долго, так что осмотреться есть время. Первая же аборигенка, у которой я, покупая мороженное, спросил, бурятка ли она, воскликнула: «Русская я! Неужели не видно?» «Похожа на бурятку», - смущенно ответил я. «Ничуть не похожа!» - женщина явно разозлилась. В магазине канцтоваров мне повезло намного больше. Девушка-продавец действительно оказалась буряткой и с удовольствием пообщалась со мной. Я узнал, что буряты составляют примерно треть населения республики. Хотя они и говорят на языке, близком к монгольскому, и исповедуют буддизм, монголами себя не считают. Многие улан-удинские буряты говорят только по-русски. Но молодежь изучает родной язык в школе. Мои попытки что-то сказать по-белорусски вызвали у нее смущение. «Ничего не понимаю, - сказала она. – Я думала, что вы русский, а вы, оказывается, иностранец». Именно в Улан-Уде я впервые ощутил близкую границу Азии, когда увидел толпы китайских челноков, штурмующих наш поезд. Билетов у них явно не было. Однако проводникам это не мешало. Они деловито вели переговоры и в конце концов ударили с челноками по рукам. В мое купе ввалилось сразу четверо китайцев с двумя детьми. Пришлось спасаться бегством. Местом для эмиграции было купе англичан. Таким образом, благодаря китайским товарищам я получил великолепную возможность попрактиковаться в настоящем английском. В Наушках, станции на границе с Монголией, началась пограничная проверка. Пограничниками, вошедшими в наш вагон, были две симпатичные дамы, одна из которых, проверяя третью полку, просто подпрыгнула вверх с криком «Ха!» и повисла на руках. Я даже ойкнул от неожиданности. Смогут ли такой трюк провернуть наши пограничники-мужчины в Бресте или Гродно? Таможенную проверку осуществляли бравые ребята в мятой униформе. Как и полагается таможенникам, они были толстыми и неповоротливыми. Для нас проверка заключалась в вопросе: «Иностранцы?» «Иностранцы», - ответил я по-русски. И никаких обшариваний сумок и чемоданов! Но китайцам пришлось попотеть, пока таможенники скрупулезно обыскивали их вещи. Проводники заметно волновались, глядя, как вытряхивают коробки их подопечных. Если бы там нашли что-то лишнее, не поздоровилось бы прежде всего проводникам. Китайцы-то ехали без билетов! Окна вагона закрыты. Жарко и душно. По перрону дефилирует молодая пограничница с автоматом. «Симпатичная», - замечаю я. «У нее кольцо на руке!» - отвечает Ирина. Поезд не трогается с места. Одолевает жара и недостаток кислорода. К тому же Бессамемучо успел накурить в тамбуре. Оттуда тянет едким дымом. В туалет нельзя. Воду можно набрать только в титане, а он у китайцев всегда почти раскаленный. Проводники не выдерживают первыми и приоткрывают окна, так что образуются узкие щели шириной всего в несколько сантиметров. Оттуда тянет свежим воздухом и вечерней прохладой. Спустя несколько минут не выдерживаем и мы, начинаем приоткрывать окна шире. Самые наглые пытаются открыть совсем. Но девушка с автоматом начеку! Она подходит ближе и требует закрыть. Путем проб и ошибок мы достигаем с ней молчаливого консенсуса. Окна, открытые на ширину ладони или чуть больше она игнорирует. Хуже приходится китайцам. Они сидят около отдельного окна, и им не разрешается открывать его совсем! Китайчата перебираются поближе к нашим окнам. Похоже, им все нипочем! Они балуются, кричат и даже дерутся. Ирина отвлекает их задушевной беседой. Педагогический опыт подсказывает ей, что сказать, и – о чудо! – маленькие евроазиаты замирают и слушают чужую тетеньку! Наконец, высунув нос наружу и всласть надышавшись, я устраиваю всем и себе развлечение. Объявляю, что влюблен в эту девицу с «Калашниковым» и намерен ее соблазнить. Когда она дефилирует мимо, улыбаюсь ей и подмигиваю, дарю воздушные поцелуи и проч. Мои знаки внимания не остаются незамеченными. Пограничница меняет суровое лицо на улыбающееся и даже отворачивается, чтобы посмеяться. Время от времени она останавливается около нашего окна и с улыбкой рассматривает свои ногти, бросая косой взгляд в мою сторону. Все это сопровождается дружным хохотом пассажиров вагона. Когда игра с пограничницей мне надоедает и Ирина больше не может вернуть меня к моей «кошечке», она пытается сама заговорить с автоматчицей через окно и узнать, в чем причина задержки. Пограничницу порядком заколебало ходить по перрону, и она на некоторое время останавливается, чтобы рассказать Ирине, что монголы тормознули для проверки товарняк. Так как колея всего одна, выпустить наш поезд невозможно. Спустя еще час стояния в Наушках наш поезд трогается. Проезжаем расщелину в горах и вдруг останавливаемся посреди степи. Из одинокой деревянной будки, здорово смахивающей на туалет, выходит человек азиатской наружности и кричит по-английски: «Привет! Вы уже в Монголии!» Приехали, значит… |